Антиутопия, сказка, памфлет и реабилитация советской памяти — вот те компоненты, из которых складывается не только официальная украинская литература, но и лучшие образцы ее современного чтива.
Говард Філіпс Лавкрафт. Повне зібрання прозових творів Том 2. – К.: Видавництво Жупанського, 2017
…Появление сегодня книг этого проекта нельзя переоценить. Тексты Лавкрафта для современной украинской литературы (и литераторов) — своеобразное восстановление исторической правды. Это как слухи о выступлениях «Битлз», которые обязательно должны ломать гитары на сцене, но при ближайшем рассмотрении оказались безобидными лириками в пиджачках. То же самое — классика жанра из-под пера короля ужасов, переведенная для украинского читателя Остапом Украинцем и Екатериной Дудко.
Так, например, все слышали о божестве Ктулху, и именно о нем в этом, втором по счету томе полного собрания сочинений классика. Но как именно он «ломает» жанровые стереотипы в эпоху триллеров, мало кто может объяснить. Между тем автор жутких (но не ужасных) текстов рассказывает захватывающие истории вполне в духе своей литературной эпохи. А она была такова, что особых бесчинств на литературной сцене не приветствовала.
Разве история Дракулы от Мэри Шелли — это кровавая драма? А приключения Кинг Конга в Нью-Йорке — кошмарный триллер? Конечно, своим предтечей автор этого тома считал Эдгара По, но в целом его стиль — это если бы совместить фантастику Герберта Уэллса с детективами Конана Дойла. Согласитесь, вполне приличный, порядочный, великосветский стиль. Даже когда, по словам героев самого Лавкрафта, его истории «скидалися на найдикіші сновидіння міфотворців і теософів, демонструючи вражаючий рівень неймовірної фантазії серед таких занехаяних культів і маргіналів, яким найменшою мірою можна було б приписати щось подібне».
Хуан Рамон Хіменес. Платеро і я. – Брустурів: Дискурсус, 2017
История этого сборника лирической прозы Нобелевского лауреата напоминает о печальной судьбе нашей литературы в контексте, а точнее — вне контекста мировой. В предисловии упоминается, как был изобретен велосипед, как была переведена книга, но оказалось, что в мире уже летают авиалайнеры, и в 1968 году уже был перевод Игоря Костецкого.
Стало ли от этого данное издание — хуже? Ни в коем случае, ведь известно, что пусть будет много велосипедов, хороших и разных! Кроме того, ездить сейчас можно куда угодно, поэтому пускай это будет культурный обмен — проза об ослике по имени Платеро, переведенная зарубежным «буржуазным националистом», движется навстречу «украинскому поэту» независимой Украины.
«Що то воно буде? Несподівано темна фігура в картузі митника з на мить висвітленим затяжкою сигари брезклим лицем підійшла до нас від халупи, майже невидної за мішками з вугіллям. Платеро аж кинувся. — Що везете? — Та ось… Білі метелики… Службовець зазирає в корзини обабіч Платеро. Я слухняно відкриваю й свою сумку. Скрізь порожньо. І нехитрий наїдок душі вільно минає митні кордони…»
Марина Гримич. Падре Балтазар на прізвисько Тойво. — К.: Нора-Друк, 2017
Происшествие, которое случилось с героем этого романа, в целом, имеет вполне исторические корни. И не случайно в далеком детстве его бабушка Юстина «розповідала, що половина галицьких емігрантів виїхала до Канади, а друга половина — до Бразилії», поскольку все здешние персонажи — его земляки. Попав к ним, бывший золотоискатель с Аляски становится священником в бразильских джунглях, где появилась колония иммигрантов под названием Новая Австрия.
Впрочем, пусть даже так, ведь была у Фолкнера мифическая Йокнапатофа, а у Маркеса — не менее мистическое Макондо. Дальнейшие приключения самозванца на пару с таким же авантюристом, основателем колонии Габриэлем (из села Дулибы, что в Восточной Галиции) развивается, как настоящий вестерн, если бы его написал Иван Котляревский — с юмором и сатирой, а также симпатией к своим героям, вынужденных по воле судьбы изображать богов, пророков и вождей.
Туземцы в данном случае — потомки украинских первопроходцев, а приключения в романе — не что иное, как альтернативная история заселения и развития ими Дикого Запада бразильского образца.
Володимир Рафеенко. Долгота дней. – Х.: Фабула, 2017
Сюжет в этом романе не так важен, как описание ситуации, которая сложилась в жизни многих жителей Донецка до и во время войны, а также попытки ее осмыслить. Действительно, история иммигранта, который сначала уехал в Киев, а после вернулся в родной город, довольно типичная для военной поры нашего времени.
Живя в старой квартире, общаясь с другом, пытаясь работать над новым проектом, герой-фотограф фиксирует весь окружающий абсурд, который в романе выглядит полной фантасмагорией. Зато во второй части, герой пытается структурировать и осмыслить мистику войны в своих собственных новеллах.
Собственно, на этом противоречии — между абсурдом и реализмом — держится и не дает упасть автору-герою его вера в то, что в одно прекрасное утро он, наконец, проснется. И снова окажется в своей привычной жизни «маленького» донецкого человека, который никогда не хотел знать ни о какой Украине, лелея в своих мыслях и текстах романтический «юг России».
Наталка Сняданко. Охайні прописи ерцгерцога Вільгельма. – Л.: Видавництво Старого Лева, 2017
Попытки заново «прожить» жизнь исторических персонажей известны давно. В наше постмодернистское времени они, как известно, воплотились в альтернативной истории. В данном случае судьба потомка элитного австрийского рода, выучившего украинский язык, возглавившего отряд Сечевых стрельцов и ставшего героем освободительного движения под псевдонимом Василий Вышиваный, не заканчивается с его официальной смертью в 1947 году в Лукьяновской тюрьме.
В романе он возвращается в советский Львов, женится, воспитывает дочь и внучку, приспосабливается к новым обстоятельствам. В самом романе несколько сюжетных линий, в которых описывается Львов — польский, украинский, русский. Описывается, чтобы слиться в образ одного-единственного города с многовековой историей, которую творили, в частности, герои и персонажи этого необычного романа.
Юрій Винничук. Лютеція. – Х.: Фоліо, 2017
Этот роман — очередной постмодернистский текст известного львовского мистификатора с элементами мистики, детектива, эротики и юмора. Из мистики здесь — таинственная героиня, которую разыскивают, не зная, существует ли она, или это прихоть богатого графа, который в целях розыгрыша прикормил местного поэта.
На пути у героев стоит секретная организация, члены которой носят имена карт. Также в параллельных мирах продолжается Великая Битва, вести о которой приносят ценой своей жизни мужественные Листарии, к которым относится и Лютеция. Сам автор тем временем рассказывает о своей писательской кухне, написании романа «в стол» в далеких 1980-х, а также об одиночестве. Чувствует себя одиноким также известный львовский ловелас, тот самый поэт-донжуан Иван Вагилевич, о котором пишется «роман в романе» в 1840-м году львовской жизни.
Автор останавливается, как когда-то Данте, «на полпути», чтобы оглянуться назад и узнать, кто он на самом деле, стремясь свести счеты со своей совеской молодостью и раскопать нечто большее о своей семье.
Юлія Кісіна. Весна на Місяці. – Х.: Фабула, 2017
Этот роман, написанный киевской художницей и поэтом, которая давно уже живет между Берлином и Нью-Йорком — своеобразная реабилитация брежневского застоя, который взрастил целый стиль великой эпохи упадка.
История взросления в городских джунглях девочки из нетипичной советской семьи, в которой папа пишет оперу для слонов, а мама спасает больных бабушек, складывается в горькую сагу об очередном «пропащем» поколения. Действительно, это была не Украинская СССР, которой в девичьих фантазиях не существовало, а не заселенный властью остров подросткового бытия.
Первые стихи, первые болезни, первая любовь. И, несмотря на урбанистическую инфраструктуру, жизнь локализовалось в коммунальным закоулках, где она застывала навсегда. «Там погрозливо намагалися гепнутися вам на голову валізи, так і не розібрані з часів війни, революції та Київської Русі, — вспоминает автор. — У тих квартирах панувала темрява — та після неї різке вискливе світло. Дзвеніли тази, човгали старі діди і тріщало нескінченно квітуче гнилим квітом радіо із народною багатоголосою піснею, що лізла крізь жовту матерію репродуктора».
Елена Мордовина. Баланс белого. – К.: Каяла, 2017
В этом романе, автор которого претендует на лавры Джека Керуака, правит бал молодость — тусовка, театралы, путешествия автостопом. Коньяк с вишневым соком, стакан плана, легкие «Мальборо» и «Лили Марлен» на видеокассете. После, как правило, «упаковка «Сибазона» удивительно похожа на пачку «Житана», но это мелочи по сравнению с прозой Бориса Виана, которую напоминает роман.
«Все было раскидано – рюкзак, карримат, новеллы Сэлинджера, лента презервативов с ребрышками в красной коробке. На столе валялись кубики бульонного концентрата, на полу — подсушенные кусочки ветчины в корочке коричневого сахара и горчицы, анчоусы в жестяных коробках. Блокнотики, карманные книжечки безвестных поэтов, альбомы Бердсли – все, что должно иметься у добросовестного каторжанина собственного интеллекта».
Впрочем, времена были не декадентские — долгая киевская эпоха индейского лета, когда казалось, что «сексуальное влечение – не есть исходная мотивационная тенденция», и порошок в игрушечном медвежонке, от которого умер Джим Моррисон, и за который теперь страдать героине, приснился Киевской лавре во сне о Василии Блаженном.
Олександр Ірванець. Харків 1938. — К.: Laurus, 2017
За основу своего романа, написанного в жанре альтернативной истории, автор взял модель государственного устройства, на самом деле планируемого в 1940-х годах. Заменив при этом политиком Евгеном Коновальцем писателя Виктора Петрова (Домонтовича), который в реальности, при участии немецких властей, должен был стать президентом Украины.
Точно так же в «1938» действие происходит в Украине, которой она могла бы стать, если бы УНР победила, и возникла описанная автором Украинская Рабоче-крестьянская Республика (У.Р.С.Р.) со столицей в Харькове, где в 1938 году празднуется двадцатилетие независимости.
По сюжету, именно сюда съезжаются на литературный карнавал поэты, писатели, политические деятели, националисты, шпионы и террористы. Разнообразие героев и персонажей напоминает викторину, в которой надо отгадать легендарных персонажей, знакомых по истории украинской литературы. Роман писался два года, а перед тем десять лет вызревал.
Олексій Жупанський. Благослови Тебе Боже! Чорний Генсек. – Видавництво Жупанського, 2017
В самом начале этого романа с эпохой все, по сюжету, благоденствует. Столичный журналист едет в плацкарте в донецкие крае писать о трудовых подвигах шахтеров, которые, надо заметить, здесь же, в вагоне, мирно пьют, спят и сходят на каких загадочных ночных станциях.
Страна все меньше дает угля и все больше опускается на дно отчаяния и разрухи. И оказывается, что советская благодать, где норма добычи была прямо пропорционально количеству смертей, в этом романе живет в альтернативной истории СССР. Горбачев в ней кудрявый и активный, у Брежнева клеймо дьявола на лысине, Афганистан давно уже наш, и даже атомную бомбу советский народ благополучно сбросил на капиталистов, чтобы не загнивали.
Но главное в шахтерской глубинке, откуда метастазы распада тянутся во все имперские дали — это темный, как шахта «Красноармейская», ужас, который поселился в этих краях, когда после аварии один из героев романа поднялся наверх, и работа закипела.
Веселая фантасмагория, переливающаяся в романе то инфернальным ужастиком, то трагическим детективом и даже скандальным пафмлетом, описывает жизнь шахтеров по лекалам крутого американского чтива. Если же учесть, что стиль Подервянского и Жадана повсеместно эксплуатируется на страницах романа, то эзотерический триллер окажется еще и сатирой и даже пародией на нашу с вами современную украинскую литературу.