Каталонский писатель заставляет своего героя проделывать такие словесные кульбиты иногда в пределах страницы, что к этому просто нужно привыкнуть. Если получится – удовольствие от сложного, многоходового, перенаселенного текста гарантировано.

Словно три кита литературную конструкцию держат скрипка Сториони, католический медальон и пейзаж Уржеля. Прием с эксплуатацией значимых для сюжета ценных предметов, являющихся причиной чьих-то финансовых взлетов и нравственных падений, не новый. Но если воспользоваться им топорно, получится Дэн Браун. Если игриво – Артуро Перес-Реверте. Упирая на контекст – Умберто Эко. Кабре нашел особенный  путь.

Приключенческая линия – расследование Адриа Ардевола о том, как картина, украшение и музыкальный инструмент попали к его отцу – держит в напряжении до финишной ленты, не позволяя читателю клевать носом в самых сложных местах.

Однако интеллектуальные упражнения, равно как и гонка героя по лабиринтам угасающей памяти нужны автору не из спортивного интереса. Частные события постепенно складываются в драму со смысловым центром – Холокостом, а семейная сага превращается в масштабное историческое полотно.

Двигаясь в рваном ритме и мелкими перебежками, Кабре подводит нас к очевидно первостепенной для него идее: красота не спасет мир. Хоть какую-то надежду дает лишь зафиксированная на бумаге память. А без нее, как ни крути, люди обречены с пугающей периодичностью наступать на одни и те же грабли.

Адриа не даром одержим именно рукописями – в них он видит метафорическое сочетание чернил, крови, таланта и усилий. В понимании «человека книги» написанные от руки буквы подобны татуировкам, которые сложно вытравить. Сложно, но можно. Если это все же произойдет, человечество поразит тотальная болезнь Альцгеймера. И это будет уже совсем другая история.  

Жауме Кабре. Моє каяття. – Х.: Фоліо, 2017

Большой Киев